Мой друг Алексей прежде слыл вдохновенным и неисправимым матерщинником. Ругался сочно, витиевато и с удовольствием. Вернее не ругался, а можно сказать, говорил. Не раз вызывал конфликтные ситуации, доводя до белого каления тех, кому ненормативная лексика – хуже всякой какофонии. И упорно не признавал каких-либо запретов и ограничений. Мы не виделись больше полугода и когда, наконец, недавно встретились, я прямо-таки не узнал своего друга. В его лексиконе… напрочь исчезли все неприличные слова. Дивясь невероятной перемене, произошедшей с Лехой, я, разумеется, вопросил его: “Что с тобой случилось?!” В ответ он поведал мне удивительную историю, приключившуюся с ним. Вот она:
- С младых лет я легкомысленно полагал, что понятие “мат – это плохо” - всего лишь глупая условность, порожденная человеком. Ни родителям, ни знакомым не удавалось меня переубедить. “Ну сами посудите, - доказывал я свою “правоту” оппонентам, - Взяли бы люди, и вместо всем известных запретных слов, наложили бы табу на любые другие – тот же результат был бы! Вон, в Швеции, например, ругательства вроде наших употребляются повсеместно, а самым неприличным и оскорбительным является, казалось бы, безобидное: “иди ты в лес!”. А все потому, что в древности там сильно провинившихся из племени в леса выгоняли, и это означало верную смерть. Любят люди придумывать себе запреты, так им жить интереснее! А мне на условности – наплевать!
Чудо произошло минувшим летом. Я уже считал себя верующим православным, но продолжал в быту сыпать “погаными” словечками, по-прежнему не желая признавать недопустимость их употребления. И вот однажды, мы отправились с невестой в паломническую поездку в Дивеево. Эта поистине святая земля под Арзамасом давно уже привлекает и паломников, и простых туристов. Многочисленные святые источники, купаясь в которых можно исцелиться даже от самых тяжелых болезней, очистить, “выполоскать” душу; живописные холмистые луга и лесные рощи… В Дивеевском монастыре покоятся мощи святого Серафима Саровского, великого молитвенника земли Русской. Прикладываясь к раке с его мощами, многие верующие духовно прозревают, получают утешение и защиту от болезней, “порчи”. Сам видел, как к мощам подводили бесноватую. С нормальной на первый взгляд женщиной, как только она зашла в храм, произошла метаморфоза. Чем ближе ее подводили к раке, тем сильнее ее корежило, двое дюжих мужчин с трудом удерживали ее, и она при этом издавала жуткий звериный рев. А после – она опять стала обычной, ни чем особенным не отличающейся от других женщиной.
Пребывание на святой земле дало свои плоды в первые же дни. Ругательства все реже срывались с моих уст, но я еще “сопротивлялся”. И вдруг, после очередного купания в святом источнике и посещения мощей, меня словно током ударила мысль: ругаясь – мы разрушаем свою душу, засоряем ее негативной энергией! Было ощущение, что сам святой Серафим подвел меня к простому и естественному объяснению неприемлемости нецензурных слов. Ведь даже если изначально мат и был когда-то давным-давно всего лишь набором простых универсальных слов, то, повесив ему “негативные ярлыки”, человечество за многие века неприятия настолько “напитало” его “негативной энергией”, что матерщина действительно стала “опасной мерзостью”. Употребляя ее, мы разрушаем себя на духовном плане, “зашлаковываем” душу, закрываемся от Бога, на радость его антиподу, который только и ждет, чтобы мы сбились с пути. А мы, сами того не ведая, “поем молитвы дьяволу”.
И что удивительно – желание материться как отрезало! На следующий день, идя по улице, я неожиданно подвернул ногу, попав в ямку. Обычно в таких ситуациях я автоматически изрыгал трехэтажную композицию “про близких родственников”. А тут – только нечто вроде “ёёоо” сказал. Дальше – больше. Немного погодя, проезжавшая машина окатила меня грязью. Я посмотрел ей вслед и уже открыл рот, чтобы высказаться по этому поводу, как вдруг приятная волна спокойствия затушила, словно вода, разгорающийся костер злости. “А-а, ну ее” – махнул я рукой и спокойно дальше пошел. Невеста была потрясена.
И даже когда мы уезжали, и за 5 минут до отправки поезда выяснилось, что он отправляется с другого вокзала в противоположной части города (спасибо добрым железнодорожникам, устраивающим такую путаницу!) я, по жизни довольно вспыльчивый, сдержался и перенес такой облом со стоическим спокойствием. На поезд мы опоздали, и пришлось ехать обратно на два часа позже в общем вагоне…
С тех пор я не только не матерюсь сам, но и даже огорчаюсь, когда слышу, что при мне кто-то кроет “по-матери”. Ощущение такое, что человек прилюдно испражняется. Но помня себя, тогдашнего матерщинника, я ни на кого не обижаюсь и не осуждаю сквернословов. А просто пытаюсь мягко объяснить, что они зря сами себе плюют в душу. Не ведают, бедные, что творят…
Роман Панков